Стихи / алхимия

I

На ветке дерева судьбы — лесной сосне
распустятся внеплановые почки.

В случайной склепке исключительной цепочки
звено инстинкта включено — изрядность лет
упрямо прыгать выше головы
ради желанной, пусть и трудной цели,
забив на леность и соблазн её постели,
чтоб отношения ко мне «на Вы»
хотя бы заслужить. Не столь плохи
мои подходы к тренировочным попыткам —
от относительной статичности улитки
я устремляюсь к динамичности блохи,
способной ради будущего рода
на трёхсоткратное преодоление себя.

Сомненья истребив, во всю гребя,
стараюсь стать легкоатлетом года.
Коли блохе дана такая мощь прыжка,
то человек спортивного сложенья
может достичь такой же, без сомненья...
по этажам от потолка до потолка
достигнуть крыши, только не предела.

Непостижимы функции судьбы,
возможности в искусности резьбы
неисчерпаемых способностей из тела.

II

Любить семью, выращивать фиалки,
работать ради скарба и еды,
и пожинать случайные плоды...

Что в этой жизни кажется мне жалким,
обычной жизни? К ней антагонизм,
и кажется, что счастье много выше.

Окажется, что счастье серой мышью
меня ждало, пока мой анимизм,
религиозный мой инстинкт просил скакать,
как попрыгунью стрекозу, что жизнь пропела,
сбивая планки и ломая тело.

Потом придётся с насекомым ворковать-
больным, полупридушенным цыплёнком.

Сорвавшись в пропасть, ноги обломав,
я стрекозою жизнь прожгу стремглав.

Рождённый ползать прыгает слонёнком,
то есть никак. Мне бездна — не помеха,
все силы пробуждаются на дне —
там выше стимул, выхода-то нет,
альтернативы нет другой, помимо верха.

И апогея нашим силам нет,
как нет предела совершенству, вехи
его оттиснуты в судьбе, как и огрехи
моих бесчисленных заскоков к вышине,
словно отметки роста деток на стене...

2009 год

Кто заставляет время
менять свой ход,
сыплет в него порошок,
изменяя скорость,
метит разметку краской,
довольно плохой,
вешает всюду глазницы
слепых светофоров?

Я отмывала окна,
время сбивая с ног;
думала, что оно
пролетит для меня незаметно.
Щупальца мыслей впустила
в светодиодное волокно,
пробуя им подчинить
управление цветом.

Даже не стоит пытаться
безрезультатно искать
незримое место храненья
химических мощных зелий,
имеющих свойство править
скорость простого песка,
сквозь захудалое горло жизни,
бегущего от колыбели

к нашей могиле.

Я бросила вызовом грязь
в того, кто меняет русла рек
по щелчку двух пальцев.
Что-то влетело в окно,
отмытое зря,
ибо первый же дождь
займет одиноких страдальцев

новой порцией пятен.

Это была картель,
что возвещала надрывно
о предстоящей дуэли.
Мне бы выпасть из окон,
не мытых сорок недель -
я не умею стрелять из пушки,
бороться, словно Карелин.

Тридцать дуэльных шагов
тогда разделяли нас.
Был у меня пистолет
и в обойме к нему три патрона...
Мой секундант, Хранитель,
струсил и скрылся из глаз.

Все мои пули
ушли в молоко,
времени не затронув.

Мощный заряд в патроне
воспламенил пистон,
первым же выстрелом время
меня наповал сразило.
С ним состязаться в скорости—
то же самое, что

ветер заставить
дуть в нужную сторону
с нужною силой.

Май 2010 года

По телефонному проводу —
вене пластмассовой капельницы
льется целительный голос
вглубь слуховых каналов,
в душу зажавшего трубку
нервно-дрожащими пальцами,
ждущего каждого слова
крошку голодным шакалом,

близкого мне человека.

Горло связует атомы
звуков и букв в молекулы,
что чередой радикалов
вылечат отравление,
вызванное утратами.

Так расторопша из печени
тяжесть выводит металлов.

Жажды в пустыне молчания,
вымершей от одиночества,
больше не вытерплю, дайте мне
басом напиться желанным.
Сердце, сведенное холодом
мыслей, топить только хочется
тембром твоим — одеялом,
греющим пряжей гортанной.

Словно живыми диполями
слово, цепляясь за` слово,
облик воды принимая,
вырвется жизни смыслом—
влагой в почву иссохшую,
смелостью в мир опасливый...

...белой материей шелка
черные полосы выстлав.

Июль 2010 года

I
Любой из нас — частица углерода
в структуре голубого Портер-Родса,
что красотой и твердостью Мооса,
всё царство минералов превосходит.

Нам стало в неизменной позе скрепки
конечностями, связанными крепко,
невыносимо заниматься лепкой
судьбы, несовместимой с кубом клетки.

Перекрывая доступ кислорода
друг другу, нагревая трением связи,
мы кубики, сцепленные в алмазе,
слоим в шестиугольников колоды.

Рисуем ими чёрной жизни шаржи,
и пишут нами собственные судьбы
отсталые породы, силой грубой
ломая стержни грифельные наши.

II

Непревзойдённый камень Портер-Родса
смог до вершины эволюции добраться
меж стадий аллотропных трансформаций
людей, живущих по законам Стокса
вне стен его межатомной решётки,
где держит верх анархия реакций.

Инстинкт велит всему объединяться.
Над страхом смерти — страх быть одиноким.

III

Огранкой совершенной, спектром полным
блистая, каждой гранью отражал он
крупицы истины, что ранила кинжалом
того, кто окунался в её волны.

Тем более, что правды однобокой
увидев только крохотный обрывок,
любой признает за прозрение вывод,
что в разуме открылось третье око.

Но в блеске, отражаемом от грани,
только ему случайно обращённой,
мерещится то жёлтый, то зелёный
цвета, и в несогласия асане
мир изнутри настолько раскалили,
что шар алмаза раскрошился в уголь.

И под мелодии печальной фуги
мы жжём его до состояния пыли,
пуская в дым. Оставшиеся части
используем как губки для токсинов.

Словно гурон в бесшумных мокасинах
пробравшись в лагерь, дал сигнал — кончайте —
таящимся французам в треуголках,
готовым, словно злые асассины,
все уничтожить связи до единой
встречаемых бриллиантовых осколков,

пригрелся эгоизм в земной юдоли,
нашёл себе союзников продажных,
пообещав свободу в виде сажи,
разрушил Богом сотворённый облик.

IV

Собрать бы всех при той температуре,
усилием задавить гордыню в каждом.
Слив воедино части истин граждан,
восстановить сожжённую структуру.

Конечно, не достигнем первородства,
ведь не сравнить божественную руку
со всеми достижениями науки
в создании разрушенного Родоса.

От трещин будет выглядеть побитым,
не столь прозрачным, не настолько чистым -
аналогом алмаза неказистым,
но прочным и надежным фианитом*.

Сентябрь 2010 года

*Фианит — искусственный камень, имитирующий алмаз, не имеющий
природных аналогов, второе название — «кубик циркония».
Здесь, я неправильно именую фианитом синтетический алмаз.

Прогибаюсь дугой, словно Гея над Гебом —
пробудились друг в друге колосьями хлеба.
Мягким ворсом ковра расстилается клевер —
меня манит на юг прозябающий север.

На воде я иглою лучистого солнца
выжигаю восьмерки — безудержно льется
из сердец, что подобны сосудам без доньев,
неземная любовь — черпай сколько угодно.

Охраняет от сглаза фигурка тотема.

Под звездою твоей планетарной системы
рассыпаются локоны нитями меди,
чтоб опутать тебя пленом дивных созвездий.

В бесконечность колодца желанного сердца
я бросаю монеты и зелья эссенций,
чтобы ты не оставил в чугунных оковах,
чтоб к тебе возвращаться снова и снова.

Избавляюсь от страха, что сердце снедает,
от сомнений, гнетущих меня, навсегда я.

И по кронам деревьев, по глади водицы,
по траве пронесусь разношерстной волчицей,
бросив стаю свою в удушающей воле.

Мы пшеницей сердец утоляем свой голод.

Август 2010 года

Эвною, что выдумал Данте,
не вымолю больше у Бога.
Давно позабытый анданте,
темп жизни, дымит над дорогой.

Вновь выжмет из цельного фрукта
моя пострадавшая память,
всего на десятую фунта
гранатовый сок, только малость.

Но мякоть и косточки боли
не все отфильтрует — пропустит...
И солит, и солит, и солит
напиток кристаллами грусти.

Октябрь 2009 года

Вместо командировки еще не хватало сесть на больничный.
Куплю себе веник, вымету свои планы,
пошлю их куда-нибудь, в место, что поприличней.

Мне бы сейчас, как в игре, испить из источника маны,
зелья какого-нибудь, чтобы вернуть себе силу.

Коль человек из глины, может, лечиться глиной?
И если душа от Бога, зачем тогда тянет к илу?

За зелье от простуды
сойдет и шипучка антигриппина.

Март 2010 года